– Лариса Ивановна, поздравляем вас с наградой. Скажите, пожалуйста, а что ощущает актер, когда его называют легендой?
– Когда человека называют легендой, то кажется, что он уже закончил свой творческий путь. Всё, финал. Подведение итогов. Но я надеюсь, что сыграю еще не одну роль, по-этому к слову «легенда» отношусь иронично.
Сейчас, куда ни взглянешь, все сплошь легенды и кумиры. Это понятие девальвировалось из-за частого употребления. Я уже теряюсь, не знаю, кого можно по-настоящему легендой назвать. Но знаю одно: как только я выступаю в смешанном концерте, то сразу видна школа. Видно, что молодежь обучена по-другому. Свой успех они просчитывают с математической точностью. Зачастую жонглируют эффектами, козыряют умениями, но не подключаются внутренне. А в наши времена все было по-другому. Мы ставили задачу дотянуться до зрителей, проникнуть в душу. Обращались к их внутреннему миру. И секреты у каждого были свои.
Недавно я встречала Олимпийский огонь. И когда нас, артистов разных театров, усадили в микроавтобус, то мы с удовольствием общались, невзирая на то, кто легенда, а кто «подает надежды». И всем было очень хорошо вместе в такой разношерстной компании.
– Раньше составители энциклопедий стояли перед сложной задачей, как раздавать эпитеты: кто выдающийся, кто великий, а кто замечательный. Вы бы что сделали на их месте?
– Очень просто: не раздавала бы никаких эпитетов. В этом нет необходимости, потому что время решает все. Большое видится на расстоянии. Например, раньше не было понятия «звезда». Но были настоящие учителя. Они стояли так высоко по рангу, что ни у кого не возникало сомнений в их профессионализме. Модное сейчас словечко «пиар» к ним совершенно не подходило. Напротив, они держали оборону, не подпускали к себе. И никто не лез к ним с расспросами, не стремился выведать секрет эффектного наряда и рецепт фирменных котлет.
Чем меньше информации, тем притягательнее человек. Этим законом раньше жил весь театральный мир. Но потом наступили другие времена, и зрителей пустили в закулисье. Зачем? К добру это не приведет, ведь началась бесконечная суета, мешанина в понятиях, ценностях. Многим захотелось побыть возле искусства лишь для того, чтобы узнать секреты из жизни знаменитых артистов. Я говорю своим коллегам: не надо пускать зрителей в свою кухню, показывать, как вы накрываете стол или наряжаете елку. Наша профессия заключается в другом.
И если вспомнить кумиров моей молодости (а это Михаил Жаров, Вера Марецкая, Ростислав Плятт, Любовь Орлова, Василий Качалов, Валентина Серова), то они жили довольно замкнуто, в своем кругу.
– Очевидно, раньше у зрителей и сама потребность в кумирах была другой?
– Мне кажется, сейчас упростили нашу профессию, ее ценность размыта. Она перестала быть элитарной, хотя рамки профессии, я считаю, должны оставаться, несмотря на времена и нравы. У актеров должно быть свое, отведенное им в обществе место. А они почему-то стали заполнять несвойственное им пространство: участвуют в телешоу, дают советы, посвящают всех в подробности своей личной жизни.
Тут недавно меня звали в какую-то желтую телепрограмму. Я ответила, что на это «позорище» не пойду, поскольку оно противоречит моим принципам. И редакторша зауважала меня за принципы. Если бы так отвечал каждый артист, то и желтизны на экране стало бы меньше.
Я не хочу пиариться. Зачем мне это? Я играю в театре. Хотят на меня посмотреть, пусть туда приходят. Ведь тебя помнят не тогда, когда ты много суетишься…
Вот вспомнил про меня журнал «Театрал». Очевидно не потому, что я «глумилась» где-то, мелькая в телевизоре. Мне это очень приятно.
– Этот номер «Театрала» мы посвятили артистам, которые могли бы еще играть и играть, но вынуждены годами ожидать ролей. Как вам кажется, от чего зависит везение в вашем деле?
– Главное везение – это твоя природа, способности. Внешность, органика, обаяние, хорошо поставленный голос. Все это в определенный момент может выстрелить. А дальше твоя воля, как распорядиться природными данными. Это труд.
Другое везение – в обстоятельствах. Я тоже считаю себя мало реализованной актрисой. Сейчас в Театре армии играю лишь одну роль – Меропы Давыдовны Мурзавецкой в спектакле «Волки и овцы». А ведь соскучилась по новой работе.
Впрочем, мне грех жаловаться. В Театре Пушкина мы с Верой Алентовой и Марией Ароновой играем «Девичник Club». А недавно Борис Морозов (худрук ЦАТРА. – «Т») предложил мне западную пьесу. Пока держу ее в секрете, но он сказал: выбирайте любого режиссера. Такой подарок с барского плеча. Скоро приступим к работе.
– Волнуетесь?
– Всегда. Думала, смогу – не смогу. Мое ли это? Если честно, я всегда сторонилась зарубежной драматургии, поскольку переводят ее топорно. Да и чувствую я себя абсолютно нашей женщиной, а не тамошней.
Могла бы покочевряжиться, покопаться, как положено «легенде сцены». Но я подумала и согласилась. Мне надо приложить усилия, чтобы туда, в этот новый текст вползти. Может быть, что и выйдет.
– На улице люди по каким ролям чаще узнают?
– Чаще всего помнят по «Гусарской балладе», конечно. В общественном транспорте я не езжу, поэтому и узнают не так часто.
Помню, меня один раз при смешных обстоятельствах узнали мои соотечественники, когда я сидела в кафе в Зальцбурге – я туда езжу слушать оперу. Ждала своих знакомых и скучала. Вдруг подходят две дамы: «Вы Голубкина? Боже мой! Можно мы с вами посидим немного?» Поговорили. Они скрасили мое ожидание перед оперой. Я очень люблю хорошую оперу. Слушаю Анну Нетребко и в России, и в Европе. Вообще люблю певцов. Меня восхищает роскошный голос, эта яркая природа, ценная сама по себе. В кино может сняться каждый, а петь в опере – нет. В России много талантливых оперных певцов, но пробиваются единицы. Работы нет. Тяжело. Понимаю, сочувствую. Почему так? Нет рачительного отношения к талантливым людям. Нет рынка. Что-то произошло… Впрочем, так сегодня происходит не только в театре.