Но все же самые главные воспоминания связаны, конечно, с Анатолием Папановым – ее супругом, с которым познакомились они еще в годы войны. О том, как протекала их актерская жизнь, Надежда КАРАТАЕВА рассказала «Театралу».
– Я окончила школу перед самой войной, – говорит Надежда Юрьевна. – Поступила в ГИТИС. А когда училась на втором курсе, среди студентов появился Толя.
Он был немного старше меня и школу закончил раньше. В 1941 году ушел на фронт. Попал в самое пекло. Снаряд прямым попаданием уничтожил окоп и почти всю роту. Толя выжил. Но у него было тяжелое ранение – на ноге не было нескольких пальцев. После госпиталя его комиссовали, и он пришел в ГИТИС. Так он попал на наш курс.
Любовь на площадке трамвая
– Наверное, девушки ваши сразу обратили на него внимание?
– Да ничего подобного. Он пришел в линялой гимнастерке, худой, только нос торчит. Девчонки у нас хорошенькие, нарядные, я одна в военной форме. Вот он ко мне и подошел. Спрашивает: «Ты чего в военной форме ходишь?» Я говорю: «Да я в санитарном поезде была». Он обрадовался: «Ну, хоть есть с кем поговорить». Так мы и познакомились.
– У вас была любовь с первого взгляда?
– Нет. Мы просто стали общаться, дружить. Оказалось, мы с ним рядом жили и даже учились в одной школе. Тогда ходил трамвай через Арбатскую площадь, так мы на этом трамвае после занятий вместе ездили и разговаривали. Душа в душу! Наговориться не могли. Он стал меня провожать. Потом я его с мамой познакомила, а он меня со своей… Он был очень стеснительный и все никак не мог признаться в любви. А я-то уже была влюблена в него.
К тому времени он был у нас лучшим студентом. Он играл и стариков, и молодых, и так здорово придумывал этюды! Когда он играл, на него прибегали смотреть студенты с других курсов.
– А как ваша мама отнеслась к жениху?
– Она сказала: «Ну, если вы так друг друга любите – женитесь». А потом наедине мне говорит: «Парень-то он, видно, хороший. Только очень уж некрасивый. Ты не могла кого-нибудь покрасивее выбрать?» Я аж взвилась: «Мам, ну ты что? Знаешь, какой он талантливый. Мне, кроме него, никто не нужен».
Мы расписались в мае 1945 года, вскоре после Дня Победы. Свадьба была весьма скромная. Толя принес маленький букетик ландышей. Дома сделали винегрет, купили водки по карточкам – вот и все угощение. Из гостей были только Толина мама и мои родственники.
– После окончания института ваш курс отправился в Клайпеду. Неужели Анатолию Дмитриевичу не предложили остаться в Москве?
– Его, единственного, сразу пригласили два столичных театра. Да еще каких! Малый и МХАТ. Но меня-то туда никто не звал, вот Толя и уехал вместе со мной в Клайпеду.
– Но он же мог попросить, чтобы вместе с ним взяли и вас?
– Нет. Он никогда не просил за своих – ни за меня, ни за Лену (Елена Папанова, дочь, актриса Театра Ермоловой. – «Т»). Стеснялся. Наверное, был так воспитан. Когда Лена закончила ГИТИС, Наталья Селезнева его спросила: «Вы будете просить, чтобы Лену взяли в наш театр?» А он ответил: «Нет». «Почему?» – «Понимаете, мы с Надей здесь работаем, а еще Лена будет. Плохо Лена сыграет, скажут: «Ага, дочка Папанова плохо сыграла». Хорошо Лена сыграет, скажут: «Ну конечно, не так уж она хорошо сыграла, но она же дочка Папанова». Не нужно мне этого. Пускай сама устраивается». А в Клайпеду он поехал только из-за меня. Расставаться не хотел. Но через год его пригласили в Театр сатиры – смогла туда устроиться и я. Поэтому мы вернулись.
– Он вам часто в любви признавался?
– Нет. Он был очень ласковый, но громких слов не любил. Но ведь судишь-то о чувствах не по словам, а по поступкам.
– А вы его не ревновали? Ведь его, наверное, поклонницы одолевали?
– Поклонниц было много, но он мне никогда повода для ревности не давал. Мы с ним никогда не расставались. И нам не было скучно друг с другом. Мы и на гастроли ездили вместе, и отдыхали вместе. Очень любили Ялту. Он любил плавать не на общем пляже, а там, где народу нет. А по вечерам мы садились с ним на набережной, смотрели на прохожих и отгадывали, какие у кого профессии.
«Не знал, как играть генерала»
– Анатолий Дмитриевич был компанейским человеком? У него было много друзей?
– Нет. Он был очень домашний. Всегда стремился домой – посидеть в тишине, почитать (в отличие от меня обожал поэзию).
Среди артистов, пожалуй, кроме Евгения Весника, у него и друзей-то не было. Были школьные товарищи. Один стал художником. А в последние годы он дружил с Виктором Мережко. Они с женой приходили к нам в гости. Он ценил Виктора.
– Вопрос, наверное, не по делу, но все же очень интересно: у вашего супруга всегда был такой необыкновенный голос?
– Всегда. С молодости. Но в институте его за голос очень ругали. У нас была очень строгая преподавательница по речи. Она все время спрашивала: «Папанов, ну когда вы избавитесь от этого вашего шипящего?» А он никак не мог от этого избавиться, потому что у него был неправильный прикус. Зато потом, когда он стал знаменитым, его голос восхищал всех.
– Кинематографическая слава Папанова началась с фильма «Живые и мертвые». Как он попал на эту картину?
– Можно сказать, что произошло это само собой. Анатолий Дмитриевич сыграл в пьесе Назыма Хикмета «Дамоклов меч». А Хикмет дружил с Константином Симоновым. Симонов пришел на спектакль, ему очень понравился Папанов, и тогда он посоветовал режиссеру Столперу обратить на Толю внимание.
И вскоре в общежитии, где мы жили, раздался звонок с «Мосфильма». Папанова приглашали на пробы в картину «Живые и мертвые» на главную роль – генерала Серпилина.
– Красивая история…
– Нет, не совсем. Потому что Толя отказался. Ему звонили снова и снова, и всякий раз он отказывался.
– Почему?
– Говорил: «Я был на фронте сержантом, а как играть генерала – не знаю».
Но Симонов настаивал. Он хотел в этой роли видеть только его одного. А Анатолий твердил свое: «Не уговаривайте – и пробовать не стану».
Наконец, позвонил сам Александр Столпер. Здесь уже вмешалась я: «Толя, ну чего ты упираешься, сходи – неудобно ведь». Он пошел, взял сценарий, прочитал книгу. И вдруг согласился. А потом сказал мне: «Я знаю, почему он меня пригласил на эту роль. Тут написано, что Серпилин был с лошадиным лицом и умными глазами». Симонов очень ценил его. К юбилею написал стихи, подарил свою трубку…
«Прятался от зрителей»
– Как он готовил роли? Репетировал дома?
– Роли учил дома или уходил в лес и учил их там. Дома мы с ним никогда не репетировали. Нам хватало репетиций в театре.
– А он хвалил вас за сыгранные роли?
– К нам с Леной он был строг. Когда меня Плучек хвалил, он говорил: «Ну что ты его слушаешь? Тебе над собой еще работать и работать». Но если про меня кто-нибудь отзывался плохо, он всегда меня защищал. А вообще к актерам он относился очень нежно.
Бывало, придет после просмотра и начинает то одного, то другого критиковать. А на художественном совете всех хвалит. Я говорю: «Что ж ты ничего не сказал?» А он отвечает: «Надя, но ведь они играют плохо не потому, что они не хотят. Они не умеют. За что ж их ругать, если природа их такая. Вот и Качалов, говорят, всех хвалил. Про него байка ходила: встречает он однажды молодого актера и говорит: «Голубчик, как вы замечательно сыграли!» Рядом стоит еще один артист, он ему тоже говорит: «И вы замечательно сыграли». Тот отвечает: «Василий Иванович, а я там не играл». – «Но если бы играли, то играли бы замечательно».
– Какие из своих ролей он больше всего любил?
– Он любил характерные роли. Иногда говорил: «Как мне надоело играть смешных людей! Хочется сыграть что-то серьезное». Но в театре это бывало редко.
– А у него никогда не возникала мысль перейти в другой коллектив?
– Никогда. Михаил Царев звал его в Малый театр вместе со мной. Обещал интересные роли. Он отказался. Сказал: «Что я туда приду – надо будет снова доказывать, какой я артист. А я однолюб. У меня одна жена и один театр».
– Вы говорите, что он любил характерные роли и хотел сыграть что-то серьезное. А как он относился к своему знаменитому Волку из «Ну, погоди!»?
– Вначале задумывался всего один фильм про Волка, а потом второй, третий – и пошло-поехало.
Толя был очень ярким комедийным актером. Его герои всегда вызывали смех. Но в жизни он был крайне застенчивым человеком. По улицам ему было ходить невозможно, все показывали пальцем и говорили: «Вон Волк пошел». Его это смущало и раздражало, конечно. Он старался надвинуть кепку пониже, поднять воротник. Он не любил, когда его на улицах узнают. А после выхода на экраны «Бриллиантовой руки» к нему мог подойти незнакомый человек и сказать: «Усе, шеф. Береги руку, Сеня». Кстати, многие реплики в фильмах Толя придумывал сам.
– Последнюю свою роль Анатолий Дмитриевич сыграл в фильме «Холодное лето 53-го». Режиссер рассказывал, что у Папанова как будто было предчувствие смерти. Он даже попросил показать ему могилу своего героя. А у вас перед фильмом не было никаких предчувствий?
– Я не хотела, чтобы он снимался в этом фильме. Он очень много работал. А тут ему дали два сценария – один из колхозной жизни, а второй этот. Я стала его уговаривать поехать отдохнуть в Ялту. За год до этого у меня умер отец, и мы не смогли отдохнуть. А тут я купила путевки, а у него опять съемки. Я начала его отговаривать. Он всегда со мной советовался. А тут сказал: «Ты мне всегда правильные советы давала. А тут ты не понимаешь. Ты ошибаешься». Ему очень захотелось сыграть эту роль. Но у меня не было никакого дурного предчувствия. На боли в сердце он никогда не жаловался. Занимался гимнастикой, утром обязательно делал зарядку, плавал на даче до осени. Никогда не лежал в больнице. И вскрытие показало, что инфаркта у него не было. Это какое-то нелепое стечение обстоятельств. Горячую воду отключили, он встал под холодный душ, и у него остановилось сердце. Мне сказали, если бы кто-то был дома, он, может быть, остался бы жив. Ужасная нелепость.
– Говорят, что его последний гонорар за картину уворовали?
– Да. Мы даже не знали, что он его получил. Он обычно клал деньги под вазочку. Видимо, и на сей раз он их туда положил. Но, когда мой зять нашел Анатолия Дмитриевича, он вызвал «скорую». Кому бы пришло в голову думать в этот момент о деньгах? Они исчезли. Мы обнаружили пропажу лишь после похорон. Но нам было не до того. Я даже не помню себя в тот момент, когда мне сказали о смерти Толи. Мне потом рассказали, что я билась головой о стену и кричала: «Этого не может быть! Этого не может быть!»
– А что же вам помогло справиться с горем?
– У меня же дочь и внучки. Они помогли. А потом муж подруги мне привез роскошную вязальную машину. Вначале ко мне приходила преподавательница. Затем я год ходила на курсы. На даче и здесь вязала постоянно. Это как-то отвлекало. И, конечно, работа.