В начале октября в Музее Москвы состоится премьера спектакля «Борис» по пушкинскому «Борису Годунову». Режиссер Дмитрий Крымов и продюсер Леонид Роберман пригласили в свой проект Тимофея Трибунцева, Паулину Андрееву, Михаила Филиппова, Викторию Исакову, Марию Смольникову.
– Дмитрий Анатольевич, в спектакле «Борис» у вас будут играть известные артисты…
– Там разные будут. И известные тоже.
– Легко ли удается с ними находить общий язык и выстраивать взаимоотношения между ними, такими разными, из разных театров? Удается создать единый коллектив, свое пространство?
– Знаете, киноиндустрия делает всех известных актеров знакомцами, они все знают друг друга, потому что где-то когда-то снимались вместе. Съемочная площадка – это такой миксер, который «перемешивает» актеров из разных театров. Они знают друг друга больше, чем меня. Здесь я для них новый человек.
– Но перед вами стоит задача сделать их ансамблем?
– Конечно! Но пока трудно сказать, как она решена… Этот «автомат» пока разобран по частям: это пружина, это магазин, это ствол, это приклад… В сентябре надо будет всё это собрать, вот тогда и должен возникнуть ансамбль. У нас участвует много народа, человек тридцать! Это странно для антрепризы, да? Не занавеска и два стула, а Музей Москвы и тридцать человек. Это всё Роберман. Я помню, как почти год назад в Грузии рассказал Леониду Семеновичу об этой несколько сумасшедшей своей идее. Я даже помню ту мизансцену в гримёрке Театра Руставели, где мы тогда работали, и Роберман сразу загорелся. И сразу сказал «да». Надо отдать ему должное, если он чувствует что-то такое, в чем есть интерес, он берется за дело и берется на полную катушку.
– Как актеры освоились в вашей системе координат?
– А какая у меня система координат? Юг – есть Юг, а Север – есть Север… Ну, наверное, она у меня какая-то есть, но мне самому трудно об этом рассуждать… Конечно, бывают трудные задачи для артистов. Например, одну сцену в пьесе – одну из самых центральных – мы совсем переиначиваем. Я хочу оставить текст, но ситуация будет другая. И ее нужно искать вместе с ними. И в этот момент поиска, конечно, у всех участников масса вопросов и, наверное, сомнений. Но это естественно, потому что мы вместе ищем. Мы проходим путь, когда иногда кажется, что решения нет, старое неверное, а новое не находится. В такие моменты мне самому бывает страшно. Но этот путь, который мы проходим вместе, я думаю, и может сделать нас одной компанией.
Вообще актеры столько всего «странного» уже видели, что их не удивить, их можно удивить, вернее увлечь, каким-то интересным предложением, которое позволяло бы им открыться на сцене как художникам. Ставить поэтическую задачу и предлагать одновременно острую форму. И здесь на этой грани, мне кажется, у любого артиста возникнет интерес.
А правильное ли это решение сцены или нет, станет ясно только в момент сборки. Сейчас это только пружинка, которая должна соединиться с другими деталями. Это ответственный очень момент.
– Сейчас вы ставите спектакль не в привычной обстановке театра, где работали много лет…
– Да, масса всяких задач и проблем… Интересно…
– Спектакль будет идти в Музее Москвы, вне стен стационарного театра?
– Да, но само по себе для меня это не так важно. Ведь что такое театр? И в «Школе драматического искусства», где я работал много лет, нет портала: хочешь так стулья поставишь, хочешь эдак. И в музее тоже есть некое пространство, и кому какое дело, была здесь световая и звуковая аппаратура или ее арендовали и привезли. Зрителям же это не важно. Да, люди придут в театр необычной конфигурации – без плюшевых кресел, без фойе, без зеркала в гардеробе. Но чего только не бывает сейчас…
– Вы уже не раз обращались к Пушкину. У вас был «Евгений Онегин» в проекте «Своими словами», и в спектакле про Гоголя «История подарка» Пушкин – один из основных персонажей. А теперь «Борис Годунов», то есть опять Пушкин. Почему?
– Пушкин, который был в детских спектаклях, совершенно отличен от Пушкина «Бориса Годунова». Тем более здесь Пушкина не будет лично, как персонажа. Это совершенно разные вещи. Там была шутливая история для детей, а сейчас – нет, совсем не для детей, хотя…
– А для кого этот спектакль?
– Для людей, которые любят театр и готовы удивляться в театре. Для тех, кому интересно, как наша компания сделает эту, в общем-то, труднейшую пьесу русской и мировой литературы.
– Почему труднейшую?
– Она написана вне даже сейчас существующих привычных театральных рамок. Это вольное сочинение. Ты такого в театре не видел. Может быть, только в кино… И то в кино это больше «жизнь», а здесь, с одной стороны, всё очень конкретно, а с другой – условно. Если сделать боярские палаты, Кремль, кирпичную кладку стен – это будет противоречить пьесе, потому что она очень легкая. Ее нельзя обременять «материальной культурой». Пьеса такая летящая, в ней очень интересные характеры, интересные психологические ходы, но на каком фоне? А ведь театр – «вещь» материальная. Вот спектакль «Царь Федор Иоанович», который ставили во МХАТе, и даже «Иван Грозный», которого ставил Хейфец с Андреем Поповым в Театре Советской армии, – эти пьесы такие «тяжелые», а эта пьеса – легкая, даже летящая, как пушкинский стих. Вот эту «летящесть» и интересно передать…
Она летящая не только потому, что она стихами написана. В ней летящая композиция, действие как бы ни на чем не задерживается. Ты словно смотришь из окна вагона. Даже, кто главный герой, непонятно. Я читал книжку, где написано, что главный герой уж точно не Годунов, он появляется через пять сцен после начала и исчезает за четыре сцены до финала. А Димитрий появляется через три сцены после начала и тоже пропадает за три до конца.
Так не принято было до Пушкина, чтоб главный герой появился ближе к середине и исчезал, не дождавшись конца. Так о ком это? Где главный герой? Странная композиция – такая «пробежка» по Смутному времени. Именно «пробежка», но при этом Пушкин столько заметил – подлости, гнусности, ума, трагедии, лукавства, обреченности, любви… Как это всё совместить с легкостью?..
– А вы как определяете – кто главный герой?
– Главный герой – я, который всё это придумал.
– То есть это опять «своими словами»?
– Конечно. Это – «своими словами», даже если бы там не было «своих» слов. Двести лет прошло после написания, двести лет! Мы уже знаем и Кафку, и Хармса, и Чехова, и Горького… Веничку Ерофеева, в конце концов! Кого мы только не знаем – волей-неволей заговоришь своими словами!
А если говорить серьезно, то главный герой в нашем спектакле, конечно же, Борис Годунов, даже больше, чем в пьесе… У нас Борис практически не уходит со сцены. Спектакль и будет называться «Борис». Его играет Тимофей Трибунцев именно так, как мне бы хотелось. Его Борис –абсолютно живой человек, а не некто в «кафтане» и «шапке»! У Тимофея есть дар так произносить текст! Он может текстом «вилять» из стороны в сторону, произносить черное, как белое, а белое, как черное. Может смеяться над собой и одновременно быть серьезным. Может общаться с публикой, и может забывать про публику и полностью погружаться в пьесу. Это актер, с которым не надо много слов, чтобы понять друг друга.
– Когда вы обсуждали с актерами предстоящую работу, не просили их погрузиться в эпоху, в историю Смутного времени?
– Нет, нам надо, наоборот, смутное сделать ясным…
– Почему на афише красный рояль?
– Потому что Аня Гребенникова – художник этого спектакля – на учебном задании по «Борису Годунову» в ГИТИСе сделала из картона красный рояль, на котором крупными буквами было написано: «Москва». Она на таком рояле играла, когда училась в музыкальной школе. Вот тогда я и подумал, как можно поставить «Бориса Годунова. Там будет рояль, который называется «Москва», поиграть на котором – честь и вожделение.
– Кто пишет музыку к спектаклю?
– Композитор Дмитрий Волков, сын актера Николая Николаевича Волкова. Он тоже актер, мы с ним уже работали несколько раз. Он делал с нами «Торги», «Балаганчик» Блока в Центре Мейерхольда и спектакль «В Париже», кстати, Митя там играл и как актер.
– Кого у вас будет играть поэт Герман Лукомников?
– Формально он, наверное, Юродивый, если уж искать аналогии. Но на самом деле он у нас не Мнишек, не Самозванец и не Юродивый…
– А Борис?
– Борис – это Борис.
– Ну а народ?
– Народ? Народ – в зале.
– Вы хотите, чтоб в финале народ безмолвствовал?
– Ну, хорошо бы поаплодировали, конечно. И помахали бы рукой – мол, мы вас помним.
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.