В Большом театре – два важных события. На его сцену вернулась «Симфония до мажор» Джорджа Баланчина и здесь впервые станцевали балет Бежара. Выбор пал на «Парижское веселье» на музыку Жака Оффенбаха – не самый знаменитый балет маэстро, но знакомый ему с юных лет, когда он танцевал в спектакле с тем же названием в постановке русского хореографа Леонида Мясина.
Свою версию «Парижского веселья» Бежар поставил более сорока лет назад, построив ее по законам ассоциативной памяти и создав свой личный «Амаркорд» («Я вспоминаю») на манер замечательного фильма Феллини, которому (через десять лет после смерти режиссера) посвятил балет «Чао, Федерико». С лентами великого итальянца (в том числе и самой знаменитой «8 1/2») «Парижское веселье» и более поздний, вобравший воспоминания детства, «Щелкунчик» (1998) роднит иронично-гротескный, подернутый патиной нежности, взгляд на своё прошлое.
По внешней канве сюжета автобиографическое «Парижское веселье» – рассказ о юноше, приехавшем учиться танцу в Париж, где его педагогом и крестной матерью в балете стала мадам Рузанн, изнурявшая своих питомцев непосильным тренингом, но привившая им любовь и преданность танцу, коему они верно служили всю жизнь. А среди учеников реальной Рузанны Саркисян – Ролан Пети, Пьер Лакотт, Жан Бабиле…. Ну, а по «скрытому» содержанию, упрятанному в хаосе пестрых эпизодов, это – притча о том, что в человеке все произрастает из детства и отголосками входит в состав его крови, и, когда речь идет о художнике, становится «генетическим» материалом его творений.
Действию предшествует десятиминутный пролог. В полной тишине несколько юношей поочередно демонстрируют свои танцевальные умения, словно принося их в дар кому-то, покоящемуся в расположенной в углу сцены колыбели. Неизбежные ассоциации со «Спящей красавицей» подтверждаются появлением странной старухи – «Феи Карабос». На самом деле это – та самая Мадам (Ирина Зиброва), которая отчеканив вердикт: «из тебя ничего не выйдет», «ты всегда останешься маленьким» начинает «дрессуру» появившегося из детской кроватки юноши-мальчика Бима (так в детстве называли Бежара). Впрочем, последнее «проклятие» относится не только к росту будущего артиста, но и является предсказанием его великой судьбы: большой художник – навсегда остаётся ребёнком.
Мир Бима – танцкласс. Его населяют персонажи – реальные и рожденные воображением и фантазией мальчика. Картины наплывают одна на другую, высыпаясь на сцену как из рога изобилия причудливой памяти хореографа. Вот отец, каким он представал в сознании ребёнка – герой на коне. Вот девушка, на которую заглядывался юный Бим. Вот Терпсихора, не танцующая, но поющая, вот Марианна – символ революции и свободы. Вот Людвиг Баварский – покровитель искусств, самый загадочный персонаж европейской истории. В сопровождении императрицы Евгении появляется Наполеон III, при котором построили Парижскую Оперу, на завоевание коей у Бежара ушли годы. Призрак Дворца Гарнье, как Фата-Моргана, маячит в глубине сцены мерцанием приглушенных огней лож одного из самых красивых залов мира. Даже «замшелому» балету, с коим боролся реформатор- Бежар, здесь находится место (во всем его рутинном великолепии) – с поклонниками во фраках и цилиндрах, балеринами, словно сошедшими с полотен Дега, и увесистой примой, кою с трудом тащит на себе премьер. И все это представлено театрально-ярко, почти буффонно, с иронией и лёгким привкусом ностальгии по навсегда ушедшему театру и старому Парижу. Череда персонажей проплывает перед глазами забавного трогательного Бима (Георгий Гусев), эксцентричной пластикой напоминающего клоуна (ещё одно сходство с художественным миром Феллини). Но по-настоящему близки главному герою – экстравагантная Мадам и не менее одиозный, словно дирижирующий действом, маэстро Оффенбах – совершенно неузнаваемый Игорь Цвирко. И весь этот калейдоскоп людей, эпох и танцевальных стилей, составляет истинный танцевальный Вавилон. Но к финалу, когда на сцене лихо отплясывают уже совсем другие молодые энергичные юноши и девушки, мы начинаем понимать – эта «какофония» лиц, воспоминаний, событий и есть тот самый «сор», из которого «не ведая стыда» выросли балеты Бежара и он сам, такой какой он есть, такой каким мы его знаем и любим.
В отличие от Бежара хореографию Баланчина в Большом осваивают почти тридцать лет. Впервые «Симфонию до мажор» на музыку Бизе здесь станцевали два десятилетия назад. До этого в афише первой сцены страны были малонаселенные «Блудный сын» и «Моцартиана». И вот на рубеже тысячелетий «Симфонией» и присовокупленным к ней «Агоном» Большой, совершил мощный репертуарный прорыв. В какой-то мере от этой премьеры можно вести отсчет нового этапа в жизни театра.
Но, и сегодняшнее возрождение «Симфонии до мажор» – можно отнести к знаковым событиям. Солисты азартно вступают в соревнование, не стремясь затмить друг друга, а подхватывая и продолжая танец партнёров. Первая же изысканно-рафинированная пара – грациозная Евгения Образцова и элегантно-сдержанный Артем Овчаренко задают тон.
Вторая часть (удивительное по красоте адажио) находит прекрасных исполнителей в лице одной из самых утонченных современных балерин, обладательницы редкого лирического дара Ольги Смирновой и ее партнера Дениса Родькина.
В третьей (наиболее оживленной и энергичной, насыщенной прыжками части) солируют легкая обаятельная Дарья Хохлова и виртуозный Вячеслав Лопатин, чей танец излучает заразительную силу.
В завершающей части к трём парам солистов присоединяется четвёртая – опытная Кристина Кретова и Давид Мотта Соарес, уверенно осваивающий премьерский репертуар. Кордебалет четкостью и внятностью артикуляции подчёркивает красоту танца солирующих пар.
А торжествующий финал с участием всего ансамбля превращается в апофеоз, ликование которого, похоже, ощущают все исполнители.
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.